— Да, я собираюсь строить Империю! — с напором продолжил я. — Но СВОЮ. И в моей Империи те, кто встанет рядом, не будут унижены и угнетаемы; соседние владетели станут друзьями и партнёрами, а не наместниками. Я не Цезарь прошлого. Я просто ищу единомышленников.

Остальное же королевство собираюсь опутать сетью дорог и скупить по регионам производственные мощности, и начать глобальную торговлю областей друг с другом, держа там руку на пульсе и собирая сливки. Потому, что во-первых, ВСЕ должны участвовать в обороне границы. Мы будем воевать, брать на себя удар, а ОНИ должны за это платить. Товарами. Людьми. Железом. Углем. Другим сырьём. Мы все, всё королевство, должны делать это, и делать это на самом деле, не отмазываясь скромной суммой в серебре, которую король каждый год со скрипом собирает, но затем жилит, не выплачивая вовремя. К чёрту такого короля и такой налог! Пусть регионы платят напрямую, товаром и экономическими связями! И эти же связи станут нашими общими скрепами, ибо им будет ВЫГОДНО использовать военные пути для собственного развития.

— Я не Цезарь, сеньоры, не Гай Юлий, — подвёл я итог непростой лекции. — Отнюдь. И не ставлю настолько масштабные задачи. Но там, где могу улучшить жизнь своих людей, где могу сделать её безопаснее, я это сделаю.

Вы — будущие офицеры. А некоторые из вас — будущие генералы, легаты. Вы имеете право знать, как всё будет, и зачем мы будем воевать. За что будем воевать МЫ, и ЗА ЧТО мы будем делать это. Отнюдь не за абсолютную власть и трон в Альмерии. А за Империю как Цивилизацию. Как Средиземноморье Цезаря. За то, чтобы наша жизнь стала безопаснее.

Дружный поддерживающий гул и выкрики. Получилось, народ понял, и я его к себе и своим идеям расположил. Рома не обладал ораторскими способностями (либо не знал о них), но сын графа Ричи, видимо, умел вставлять слова красиво и харизматично. Воины его поддержали, кто криком, кто свистом. Я же продолжал:

— Галлы шли в легион Цезаря потому, что знали: когда они отслужат — получат землю. Из рук не какого-то мутного совета старейшин, не презираемых ими магистратов, занимающихся говорильней, не ещё более мутным и далёким Сенатом. А из рук «вон того авторитетного чувака, которому можно верить».

Да, Цезарь склонял на свою сторону знать. Но и простые галлы видели пользу от Империи. Но больше всего выгоды лично для себя получали эвокаты, ветераны легионов, отслужившие, получившие надел и вернувшиеся домой совсем в другом статусе. Примерно то же самое хочу сделать и я. Создать государство для людей, могущих держать оружие и способных отстоять свою свободу. И все, кто встанет под наши знамёна, получат то же самое.

А потому я в третий раз скажу: побеждать надо ДО войны, до поля боя. Тем, что враг сам не захочет воевать с тобой. И потому нельзя быть с ним жестоким, ибо завтра он станет вернейшим твоим представителем в борьбе с другими.

Вот это, сеньоры, называется СТРАТЕГИЯ. Это — высший командный уровень планирования. Некоторые из вас, сидящих здесь, в будущем возглавят армии, сравнимые с легионами Цезаря… Надеюсь. А потому я искренен и честен, говорю как есть, нравится это кому или не очень. Потому, что с вами я обязан быть честен до конца.

Ну а теперь, соблюдая правило поднятой руки, прошу вопросы.

— Начинай, Гней. Жалуйся.

Мы с одним из самых старых и самых важных людей из моей прошлой виконтской жизни, с замковым кузнецом Гнеем, вышли «смотреть что сделано». Вначале он показывал фронт работ, размеченных флажками, потом фронт выполненных работ. Соответствие пергаменту, который я про себя обозвал «генплан», который взяли с собой, и как что ему тут на объекте соответствует. С нами ходила вся верхушка гильдии, и ещё сколько-то народу, изучали результаты работы, проникались. И когда почти закончили осмотр будущей набережной с колёсами, замялся и отвёл меня в сторону. Находились мы верховье Светлой, где начался канал, обводящий зону раскопок, отводящий от основного русла воду. Готово пока ничего не было, но идея вырисовывалась. Дай бог до морозов с руслом успеют.

— Жаловаться? — недоумённо поднял он глаза.

— Да, жалуйся, — уверенно кивнул я. — Начни так: «Граф, люди делом заняты. Важным делом. Настолько важным, что, вон, ты их в благородные произвёл. Деревенский выскочка Дорофей, вчера был никто и звать никак. Тихон… Тихон мастер уважаемый, своим делом был занят, и заслужено почести получил. А я — не получил. И этот, Соломон Моисеич, пришлый. Он вообще литейщик! А главное — пришлый! Не наш! И его сразу „в дамки“, да ещё главой всех нас, всей гильдии. А я — копаю, земляные работы веду. Я!!! Кузнец!!! Кузнец, граф, а не грёбанный каменщик! Я должен железо ковать, а не землю копать! Теперь из-за тебя, граф, что ты мне НЕ ТО задание дал, все награды мимо прошли. А я, между прочим, самый родной тебе человек, можно сказать на руках нянчил. Вы с сестренкой ко мне в кузню бегали, когда ещё под стол пешком ходили — посмотреть, как работаем». Давай, Гней, говори это! Я слушаю!

Мастер опустил голову, насупил брови, вытянул губы… И молчал, сверля взглядом землю рядом с нами.

— Ну? Что ничего не говоришь?

— Так ты всё сказал, Рикардо. — Тяжёлый вздох. После чего встал, отряхнулся, поправил мастеровую рубаху-спецовку и собрался возвращаться к остальным, но я окрикнул:

— Стоять!

Грозно так, по-командирски. Мастер замер.

— Вернись.

Вернулся. Сел на камень, на котором сидел (мы присели на прибрежных камнях, смотря на неизуродованную пока реку).

— На, попробуй. — Протянул ему фляжку с настойкой. Крепкая дай боже, но в голове от неё не шумит, и сама голова не болит наутро. Специально взял, чтобы «разговор пошёл». Ибо по моему монологу видно, что понимал, о чём думает один из моих самых верных мастеров.

Гней сделал большой глоток, закашлялся.

— Крепкая, зараза.

— Угу. — Я кивнул.

— Анабель делала. Чувствуется её нежная ручка.

— Угу, — снова подтвердил я. — У неё продвинутый самогонный аппарат. Чего б настойку не замутить? Причём первак гонит на продвинутой колонне, его у нас задницей жри. А вот вторую очистку уже сама сделала, отдельно. И только для своих, даже не для продажи. На ягодах лечебных настаивала.

— Знаем мы такое. Угощала она. — Мастер подобрел.

— Ты неверно оцениваешь ситуацию, Гней. Всё дело именно в твоём видении. Оно… Не совсем правильное.

Помолчали.

— Понимаешь, есть работа, результат в которой можно получить быстро. А есть работа, которую и выполнять дольше, и результат появится далеко не сразу.

— Например, копание канала. — Его желваки заходили — изнутри человека разбирала злость.

— Угу, — согласился я. — Только вот работа, уже выполненная, означает, что ты достиг потолка. А ты его ещё не достиг, а значит и взлетишь выше.

Хочешь с примерами? Посмотри на Дорофея. Да, он собрал чудо-печь. Вот только теперь два момента. Первый — мы упёрлись в предел её эффективности. Он, конечно, может сложить печь ещё большего размера. Но смысл, если мы не найдём для неё столько сырья? И второй. Вторую такую он не создаст, и будет обслуживать эту тему, это изобретение, как главный по нему специалист, всю оставшуюся жизнь. Эта печь — его потолок в принципе!

Чем Дорофей будет заниматься ближайшие ГОДЫ, Гней? Только пытаться улучшить тот или иной её отдельный показатель. Они никогда больше не совершит прорывов. Соответственно, и получил за своё, сразу. И пусть совершенствует имеющееся.

То же и с Тихоном. Он таки сделал тот арбалет. Создал команду спецов, разработчиков, и смог поставить разработку на поток. Не скажу, что наши арбалеты — техническая вершина и дальше развиваться некуда. Их будут ещё долго улучшать. А ещё мы будем улучшать много разных других интересных механизмов. Но главное открытие им уже сделано — конвейер и взаимозаменяемость деталей, групповая проектная разработка как метод. И теперь будет лишь неспешное развитие по раз опробованному плану. Новых прорывов я от него не жду.